Лето. Отдых. Горячая пора. Всплеск ярких впечатлений, новых встреч, знакомств, любовных историй… Особенно у молодых парней и девушек, у которых позади школьная скамья, сессия или просто долгожданный отпуск. К чему это? Просто уже сложилось мнение, что после летнего сезона отпусков кабинеты арботария просто заполнены женщинами… «Почему?» — спросите вы. Да потому, что много было случайных интимных связей в порыве страсти и похоти, приправленных алкоголем, романтической музыкой, и даже наркотиками. Так красиво все начинается, а вот последствия, увы, бывают очень плачевные.
Конечно, в таких учреждениях можно встретить много замужних женщин, для которых ребенок в этот период их жизни стал лишним. Побудьте со мной немного в приемной абортария. Здесь вы найдете женщин, которые, в общем-то, ни философы, ни слабоумные — категории, между которыми весьма значительный пробел. Очень немногие из этих женщин когда-либо принимали участие в спорах о значении «личности». Еще меньше из них настолько глупы, чтобы верить заявлению, что аборт не хуже, чем удаление зуба. Посмотрите вокруг, и вы увидите женщин всех слоев общества. Умные и глупые, консервативные и либеральные, религиозные и не религиозные. Много девушек-подростков, незамужних женщин. Всякие есть. Многие из этих женщин даже сейчас, ожидая, пока их проводят в операционную, прячут голову в пески отрицания. «Скоро все кончится. Я просто не буду об этом думать. Я просто буду продолжать жить, как раньше, как будто ничего не случилось… Если бы это было плохо, это не было бы узаконено. Если бы это было опасно, это не было бы узаконено. Я просто не буду об этом думать».
Другие, которые в лучшем случае считают свои предстоящие аборты печальной необходимостью, прощаются: «Прости меня. Мамочка не хочет этого делать, но у меня совсем нет выбора. Если бы только я могла оставить тебя, я бы так тебя любила». Некоторые ждут бесстрастно, но интеллектуально они мучаются метафизическим вопросом: «Правильно ли я поступаю?» Другие сосредоточены на своих ответах на данный вопрос: «Это правильное, единственно возможное решение. Я без проблем могу родить позже, когда придет время, когда я смогу стать хорошей матерью. Было бы несправедливо по отношению ко мне, к Андрею (Никите, Даниле…), даже к самому ребенку рожать сейчас».
Этот конфликт наиболее заметен в приемных абортариев. Опросы, проведенные в абортариях, показывают, что по крайней мере 70% женщин, идущих на аборт, считают его безнравственным или, по меньшей мере, ненормальным явлением. То есть вместо того, чтобы делать выбор в соответствии со своими моральными устоями, большинство женщин поступают против своих систем ценностей. Они чувствуют, что обстоятельства или их возлюбленные «вынуждают» их поступать против совести ради какого-то «другого блага».
Все знают…
Почему люди многих стран, для которых аборт уже несколько десятилетий является законным, все еще отрицательно смотрят на аборт? Поскольку традиционная христианская этика святости жизни не полностью вытеснена новой этикой скорее относительной, нежели абсолютной ценности человеческой жизни, возникла необходимость отделить идею аборта от идеи убийства, которое продолжает считаться отвратительным. Результатом стало любопытное избегание научного факта, кстати, общеизвестного, что человеческая жизнь начинается при зачатии и продолжается — внутри или вне матки — до смерти. Сами по себе эти заметные смысловые манипуляции, которые необходимы, чтобы определить аборт как что угодно, только не лишение человека жизни, были бы смехотворны, если бы не выставлялись столь часто в социально безукоризненных рамках. Предполагается, что эта шизофреническая подмена необходима, потому что в то время как продвигается новая этика, старую еще не удалось полностью вытеснить.
Знание того, что человеческий плод, эмбрион или даже зигота — это фактически человек, так же неоспоримо, как и ответ на детский вопрос «Откуда берутся дети?» Женщины в приемной, некоторые из которых еще не перестали играть в куклы, помнят, как сами задавали этот вопрос. Они помнят ответ. Помнят правду. И именно эта правда — независимо от того, сколько усилий они прикладывают, чтобы проигнорировать ее, забыть или спрятать под рекламными лозунгами или философскими софизмами — притягивает сейчас их внимание.
В ходе бесед с 40 женщинами вскоре после аборта социолог Мария Циммерман избегала любых вопросов, связанных с их взглядом на природу плода в материнской утробе, чтобы не расстроить этих женщин. И все же, несмотря на то, что этот вопрос так и не был задан, он, несомненно, был на уме у женщин, так как большинство из них решили высказаться по этому поводу хотя бы намеком. Почти 25% открыто констатировали, что абортированный плод был новой жизнью, человеком или личностью. Во многих из этих случаев они признавали, что испытывают ощущение того, что убили или лишили жизни другого человека. Еще 25% выразили замешательство касательно природы плода. В этих случаях женщины в основном считали, что плод был человеком, но отрицали, что аборт был убийством. Циммерман полагает, что такую позицию женщины заняли, чтобы сохранить образ нравственных личностей. Наконец, только 15% утверждали, что плод НЕ был человеком или человеческой жизнью, но даже эти женщины предпочитали скорее отрицание, чем аргументацию в поддержку своих взглядов, говоря, например: «Я чувствую, что там что-то есть, но не думаю, что это уже человек».
Всем трудно…
Чувство, что прерывается жизнь, проходит красной нитью через все свидетельства этих женщин до, во время и после аборта. Как сказала одна женщина в приемной абортария: «Это убийство. Но это оправданное убийство». Другая вскоре после аборта сказала: «Когда делаешь аборт, ты как будто разрушаешь часть себя. Так я это чувствую. Просто у меня неприятное чувство внутри, и все. На самом деле я не хотела делать аборт. Это грех». Еще одна женщина, описывая свои чувства после аборта, говорит: «Я ненавидела себя. Я чувствовала себя брошенной и растерянной. Не было рядом человека, у которого на плече я могла бы поплакать, а плакать мне хотелось ужасно. И я чувствовала себя виноватой. Я не могла выбросить из головы, что я только что убила ребенка».
Некоторых само предчувствие вины побуждает к самонаказанию. Одна женщина, которая сделала «лекарственный аборт» объяснила: «Я не хотела, чтобы это было так: раз — и я засыпаю, раз — и я просыпаюсь, когда уже все кончено. Это было бы слишком просто. Для меня это было серьезное болезненное решение. Я бы чувствовала себя безответственной, если бы все произошло так быстро и просто. Я хотела запомнить об этом на всю жизнь. Я не хочу делать это снова». Для этой женщины цена аборта должна измеряться чем-то большим, чем удобство и быстрота. Это действие должно быть запечатлено в ее памяти со всей серьезностью. Физическая и душевная боль — единственная подходящая дань отрицаемой жизни.
Даже те, кто отрицает человеческую сущность их нерожденных детей, часто признают, что это отрицание можно поддерживать только сознательными усилиями. Например, одна женщина пишет: «Я не думала о нем как о ребенке. Я просто не хотела думать о нем таким образом». Другая настаивает, что отрицание — единственный способ справляться с ситуацией: «Я решила сделать это и чувствовала, что могу сойти с ума, любая женщина может, но этого нельзя допустить, потому что надо жить с этим. Нет смысла в том, чтобы позволить этим мыслям привести тебя в пропасть».
Для других даже процесс обсуждения аборта является серьезной угрозой шаткого равновесия. Например, одна женщина в приемной абортария, пришедшая на третий аборт, рассказала, что свыклась со своими двумя абортами, а потом начала описывать симптомы, которые сейчас известны как часть постабортного синдрома. Она призналась, что у нее появились непреодолимая тяга к чужим детям, вспышки неконтролируемого гнева, периоды депрессии и чрезмерного употребления алкоголя. Услышав свое собственное описание этих проблем, которые она сама приписала своим предыдущим абортам, она засомневалась и в итоге сделала вывод: «Может быть, мне стоит обратиться к психиатру, но у меня нет на это ни времени, ни денег, да и смысла в этом я не вижу. Правду принять трудно, и я просто не знаю, готова ли я к ней».
Какова же правда, которую она уже знает, но которую «трудно принять»? Аборт уничтожает человеческую жизнь. Более того, это жизнь ее собственного ребенка. Эта человеческая жизнь — также потомство ее партнера. И родителей их обоих. И их бабушек и дедушек. Таким образом, аборт — это больше, чем серьезная нравственная проблема; это семейная проблема. Аборт определяет не только то, что женщина думает о себе, но и что она думает о своей семье…
Никто не защищен.
Даже самые ярые защитники права на аборт не обладают иммунитетом к этой проблеме. Линда Берд Франк, профессиональная журналистка, феминистка, активистка движения «за выбор», описывает, как, столкнувшись с незапланированной беременностью, которая помешала бы ее карьерному росту и ее мужа, пара решила: это наше время, а не ребенка. Это было относительно простое решение. Без лишних эмоций и сомнений было принято практическое и логическое решение.
Когда Франк вошла в операционную, она отчаянно надеялась на какой-нибудь выход из предопределенной ситуации. Ей хотелось, чтобы ее муж храбро «ворвался» в операционную и предотвратил аборт. Он этого не сделал, и когда врач начал расширять шейку матки, она сама попросила врача остановиться. Но врач сказал, что уже слишком поздно останавливаться и закончил операцию. В этот момент она сдалась: «Какие мы, женщины, молодцы. И какие послушные. Физическая боль утихла еще до того, как звук вакуумного отсоса сообщил, что операция завершена, аппарат поглотил моего ребенка, как пылесос поглощает пыль с ковра после вечеринки».
Ее сомнения продолжались и позже. На отдыхе, когда у нее было время для раздумий о мире и жизни, ей начал «являться» ее абортированный ребенок. Ее тихий кроткий «маленький призрак» появлялся и махал ей рукой. Она со слезами махала ему в ответ, чтобы заверить своего утраченного ребенка в том, что если бы время повернулось вспять и он вернулся, они с мужем освободили бы для него место в своей занятой жизни.
Через пять лет после аборта Франк решила разобраться в своих чувствах и написала книгу «Двойственность аборта», в которой описала реакцию на аборт 70 женщин, пар, родителей и мужчин. Она обнаружила, как гласит название книги, всеобщую двойственность и часто явное признание вины и укоров совести. Более 70% опрошенных выразили какие-либо негативные чувства по отношению к аборту. Большинство, говоря об аборте, упоминают «ребенка». Те, кто отрицали человеческую сущность плода, делали это в виде кратких утверждений на грани неуверенности. Совсем немногие были так подготовлены к аборту, как Франк, у которой, по крайней мере, было преимущество: она была активисткой движения «за выбор», сталкивалась с проблемой и выступала за принципы, используемые для оправдания абортов. Напротив, мало кто из опрошенных когда-либо принимал участие в обсуждении абортов. У большинства были серьезные нравственные сомнения по поводу абортов, и все же они шли на аборт, потому что чувствовали, что у них нет выбора.
Опросы Линды Франк согласуются с данными других исследователей. Эти данные говорят, что для большинства женщин аборт в лучшем случае – критический выбор. От 30 до 60% женщин, идущих на аборт, хотят оставить ребенка. Многие их этих женщин не хотят делать его, даже уже находясь в операционной, но все-таки делают аборт, так как их вынуждают обстоятельства или другие люди. В действительности из тех, кто страдает от ПАС (постабортного синдрома), более 80% говорят, что при более благоприятных обстоятельствах и поддержке близких они были бы счастливы родить ребенка. Более 60% опрошенных чувствовали, что их принуждают к аборту обстоятельства и близкие люди, и около 40% надеялись найти альтернативу аборту, уже находясь в абортарии.
Эти данные демонстрируют, что многие женщины, возможно, большинство, скорее покорились, чем выбрали аборт. Рассуждения о выборе скрывают актуальную проблему нежеланных беременностей – абортов у женщин, которые предпочли бы родить ребенка, если бы получали всю ту любовь и поддержку, которая им необходима, чтобы стать матерями. Невозможно обоснованно отрицать свидетельства женщин, которые описывают, как их недовольные беременностью мужья, любовники, родители и другие близкие люди преследовали, шантажировали и даже физически принуждали их к нежеланному аборту, потому что «так будет лучше для всех». Даже западный идеолог движения в защиту абортов Даниэль Каллахан пишет: «То, что мужчины часто принуждают женщин к аборту, когда им это выгодно, давно известно, но редко упоминается. Данные, предоставленные Институтом Алана Гуттмахера, демонстрируют, что около 30% женщин делают аборт, потому что кто-то другой, не сама женщина, хочет этого.
Все меняются.
Эти данные показывают, что решение сделать аборт часто неокончательное или принимается только для того, чтобы угодить другим. Для многих это не что иное, как акт отчаяния. Для всех это чрезвычайно эмоциональный вопрос, который необратимо меняет ход жизни и затрагивает глубины их сексуальности и самооценку. Это очень значительное событие. Как после свадьбы женщина становится женой или после рождения ребенка – матерью, так после аборта она становится … другой, не такой, как прежде.
Человеку свойственно, особенно при значительных событиях, оглядываться назад и спрашивать себя: «Какой была бы моя жизнь, если бы я не вышла замуж? Если бы я не родила близнецов?» Так и женщина после аборта неизбежно сталкивается с вопросом: «Как бы я сейчас жила, если бы родила того ребенка?» Для многих женщин аборт становится ключевым моментом их жизни, в свете которого рассматриваются все события. Жизнь для них делится на «до аборта» и «после аборта». Они могут даже считать, что стали совсем другими.
Аборт – это настолько серьезное решение, что нужно или обдумать и принять его, или подавить чувства, вызванные им. И то, и другое непросто. Первое требует значительных усилий и честности. Второе просто вредно для психического здоровья. Фундаментальное правило психиатрии гласит, что подавление эмоций является причиной многих психических и физических недомоганий. Подавляемые чувства создают собственные внутренние очаги напряжения, отбирают нервную энергию и вызывают беспорядок и смятение в жизни до тех пор, пока не вырвутся наружу в такой форме, которую нельзя игнорировать.
Аборт – событие, на которое бурно реагируют все… Каждая женщина – независимо от возраста, социального статуса и сексуальности – получает психологическую травму при прерывании беременности. Затрагивается уровень человечности. Это часть ее собственной жизни. Разрушая беременность, она разрушает себя. Он никоим образом не может быть безвредным и безобидным. Аборт имеет дело с жизненной силой. Не имеет абсолютно никакого значения, считает женщина то, что внутри нее, жизнью или нет. Никто не может отрицать, что что-то зарождается внутри, и что это зарождение происходит физически… Травма может проникнуть в глубины подсознания и никогда не показываться на поверхности. Но это не такое безвредное и обычное событие, его пытаются представить сторонники абортов. Психологическую цену приходится платить в любом случае. Это может быть одиночество или отчужденность; это может быть отталкивание человеческого тепла и участия, может быть ослабление материнского инстинкта. Что-то происходит на глубинных уровнях сознания женщины, когда она разрушает беременность.
Необходимость отрицания
От 60 до 70% женщин, испытавших с негативные чувства по отношению к аборту, признают, что в их жизни был период, когда они не признавались другим и самим себе в том, что испытывают сожаление и раскаяние.
Женщины, заявляющие, что их решение сделать аборт было легким, всегда дают краткие туманные ответы, которые многое проясняют. Вот типичные ответы.
Вопрос: Почему ты сделала аборт?
Ответ: С беременностью не все было в порядке, и у меня были узлы в животе.
Вопрос: Как бы ты описала аборт?
Ответ: «Мне было плохо, но я поступила как лучше».
Вопрос: Как аборт повлиял на тебя?
Ответ: Мне было грустно, потому что я лишила ребенка жизни.
Вопрос: Что ты делала, чтобы справиться с негативными чувствами после аборта, и помогло ли это?
Ответ: Ничего особенного. Я забыла о нем.
Вопрос: Как аборт изменил твою жизнь?
Ответ: Я больше о себе забочусь.
Отметим, что женщины называют то, что было абортировано, «ребенком», а не «плодом» или «беременностью». Дальше очень четко утверждается, что при аборте они «лишили ребенка жизни». Эти утверждения предполагают, что сделавшие их женщины не занимаются сложными логическими обоснованиями и разумными объяснениями. Для них это не было «потенциальной жизнью», это был ребенок, чья смерть вызывает грусть. Также легко они справляются с его смертью, «забывая о ней».
Психологи умеют «читать между строк», и они видят, что за словами храбрости скрывается страх, а за спокойствием – сомнения. Все, что они говорят, звучит искренне. Они лгут только тогда, когда говорят об аборте, и обманывают не столько окружающих, сколько самих себя. Они лгут, уклоняются от ответственности. А кто из нас поступает иначе? Особенно в кризисных ситуациях? Особенно делая окончательный, необратимый выбор? Самосохранение – вот название игры. Ясно, что оставаться в здравом уме, находясь в абортарии, можно, только соблюдая правили игры. И пациентки, и персонал участвуют в этом заговоре самообмана, где реальность – соглашение не раскачивать поврежденную бурей лодку.
Аборт – это в лучшем случае безобразный опыт, в худшем – разрывающий сердце кошмар. Когда исследуются последствия аборта всегда получается неутешительная картина. В том, что выявляется, всегда больше горя, чем радости и больше вины, чем облегчения.
Философия «выбора» привлекательна, только когда она оторвана от реальности. С точки зрения женщин, испытывающих отчаяние, ужас, вину, эта философия неутешительна. Учитывая последствия в виде рака груди, выкидышей, внематочных беременностей, злоупотребления алкоголем, мании самоубийства, сексуальных расстройств, депрессий это — издевательство.
Никто не забывает.
Так как «все на самом деле знают», что жизнь начинается в момент зачатия, все, кто имел отношение к аборту, на каком-либо этапе мучились укорами совести. Это относится ко всем: отцу ребенка, родителям женщины, ее братьям и сестрам, друзьям, врачам. Но более всего это касается самой женщины, потому что именно ее тело было осквернено, ее тело послужило зоной поражения ребенка, для защиты которого предназначалась ее матка.
Аборт – это убийство. Для женщин, позволяющих себе размышлять о своем аборте/абортах, никакой другой вывод невозможен. Однако у некоторых женщин своя философия, значительные возможности справляться с ситуацией и которые ловко манипулируют смыслами, могут держать эту абортированную жизнь на расстоянии. Они говорят себе, что это была просто «потенциальная» жизнь, время которой еще не пришло. Но для большинства женщин, которым не хватает изощренности и красноречия абортированная жизнь, это просто их «ребенок» – человек, которого они бы любили и лелеяли, если бы только обстоятельства были иными.
Для этой группы женщин их аборты были «печальной необходимостью». Многие их них сразу после аборта ощущают вину, самоосуждение, чувствуют, что они предали и себя, и ребенка. Другие пытаются подавить эти чувства и сконцентрироваться на будущем. Но от тех женщин, которые знают, что они избавились от «ребенка», прошлое неизбежно потребует заплатить дань. Потребность оплакать ребенка будет их преследовать, и это должны осознать и принять их близкие.
Будущее «искушенной» женщины менее определенно. Если она приняла это отношение к прерыванию беременности до аборта, то вполне вероятно, что аборт никак на нее не повлияет. Но если точка зрения женщины до аборта не совпадает с ее изощренным умонастроением после аборта, ее перспективы мира в душе слабы. В этом случае ее более «зрелая», «искушенная» познания, – скорее всего, не более чем видимость, рассуждения, скрывающие ту личность, которая прежде считала, что аборт — уничтожение человеческой жизни. Поскольку «современность» этой женщины – просто вывеска, ей не хватает уверенности в себе тех, кто усвоил это отношение к аборту задолго до него. Эту женщину легко узнать по раздражению, с которым она возбужденно защищает свою свободу и право на аборт. Она не обладает спокойной уверенностью в своей правоте и способностью уважать противоположную точку зрения других. Напротив, она считает всякое неприятие своей новой системе ценностей личным оскорблением, потому что это неприятие тревожит спящую старую мораль, которая все еще предъявляет права на место в ее сердце.
Такая женщина не обретет мир, пока не придут к согласию личности по обе стороны видимости «зрелых» взглядов. А этот мир можно обрести, только когда личность под покровом видимости получит свободу оплакать утраченного ребенка и раскаяться в содеянном в соответствии с прежней моралью, обращавшейся к ее сознанию во время аборта. Пока она этого не сделает, ее «новая мораль» будет засорена рассуждениями. Ее новое «я» нестабильно, основано на противоречивом «я», не примиренном с прошлым. Такая женщина – это психологическая бомба замедленного действия. В ее покрове видимости новой морали заложены очаги напряженности. Если этот покров будет потревожен, эмоциональный взрыв, который последует, может нанести непоправимый вред здоровью и жизни и ее самой, и ее близких.
В приемной абортария я вижу женщин, движимых отчаянием, а не надеждой. Я вижу женщин, плачущих в душе, прощающихся со своими детьми. И я вижу женщин, чьи стиснутые зубы и застывшие взгляды сосредоточены на будущем, потому что не смеют взглянуть на настоящее, которое навсегда станет их прошлым.
Здесь философские споры о том, когда человек становится «личностью», превращаются в ничто. Потому что за лирикой отговорок и жаргона на уровне маленькой девочки, которая когда-то спрашивала «откуда берутся дети», каждая женщина здесь знает, что жизнь начинается при зачатии. Это человеческая жизнь. Это часть ее и другого человека, это их ребенок. Остается единственный вопрос: насколько счастливо она сможет жить с этой правдой или как долго она сможет от нее скрываться? Помоги им Бог!
